Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, февраль
– Господа, все—таки, может, поделитесь известным вам, ведь трактир расположен неподалёку от участка. Не хотелось бы увидеть разбойничье гнездо непосредственно под окнами учреждения, поставленного на страже закона, – на лице Холодовича появилась смущённая улыбка,
– Вполне возможно, что хозяин трактира неким образом связан со следствием, которое ныне находится в производстве. Пока располагаем противоречивыми сведениями. Рады бы поделиться, да пока, Иван Егорович, нечем, – ответил Орлов. Изобразив на лице такое же смущение, словно он и рад бы довериться помощнику пристава, но сам не готов.
– Понимаю, – теперь с серьёзным видом кивал коллежский регистратор, – служба. В наших краях ваше учреждение редкие гости.
– К вашему удовольствию, – Василий Михайлович закинул ногу за ногу, – значит в ваших краях, – он выделил особо «в ваших», – царит спокойствие, в отличие от Нарвской части. где что ни день, то разбой, грабёж, а то, не дай Бог, и смертоубийство
– Нас, Господь, миновал такими напастями.
В дверь постучали, и без приглашения вошёл высокий широкоплечий человек в полицейской форме.
– Позволите, – прогундосил он в нос басом, наподобие иерихонской трубы.
– Вот и околоточный Синицын, – произнёс Иван Егорович, – голубчик, господа из сыскного хотели бы побеседовать с тобою.
– Как прикажете.
Орлов поднялся со стула, вслед за ним и Жуков.
– Не могли бы мы иметь беседу. Так сказать тет—а—тет? – Василий Михайлович посмотрел на коллежского регистратора.
– Да, да, – торопливо добавил Холодович, – вы можете это сделать в допросной комнате. Синицын, проводи!
– Так точно, – снова бас огласил кабинет, – прошу следовать за мною, господа.
Комната оказалась небольшой, в ней стояли два стола – один для писаря, заполняющего допросные листы, второй для сторон, находящихся по разные стороны закона. Напротив входной двери большое окно, выходящее во двор и закрытое решёткой, сделанной из толстых металлических прутьев.
Синицын пропустил агентов вперёд и сам зашёл за ними, прикрыв за собою дверь.
Орлов осмотрелся и присел, словно был здесь хозяином, на стул, стоящий по одну сторону от небольшого стола. Жуков занял место писаря.
– Садись, – Василий Михайлович, указал рукою на второй стул, стоящий по другую сторону стола.
– Благодарствую, – произнёс околоточный и, поправив фалды шинели, присел, опершись руками о саблю, поставленную между ног.
– Ты давно служил в околотке?
– Почитай, десятый год будет, – Синицын ответил не так громко, как в кабинете. Но голос все равно гудел, как у деревенского пономаря.
– А околоточным?
– Третий пошёл.
– Хорошо, – Орлов барабанил пальцами по столу, – значит, всех во вверенном тебе околотке должен знать?
– Так точно, – но в голосе прозвучала обида, словно перед штабс—капитаном не полицейский, знающий дело, а гимназист, не выучивший урок.
– Тогда не буду ходить вокруг да около. Что можешь рассказать про трактир «Ямбург»?
– Трактир, как трактир, – пожал плечами Синицын, – раз уж такое дело, – он набрался смелости, – то скажите, что хотите знать, а так…
– Понятно, – Орлов пожевал ус, – какая публика собирается в нем?
– Самая, что ни есть не примечательная. Обычные рабочие, извозчики там, но непотребства какого нет. Дорофей Дормидонтыч сам следит за порядком, лишнюю чарку пьяному не нальёт, время продажи этой заразы, – лицо околоточного скривилось, – соблюдает. Сколько раз к нему подсылал, так ни—ни. В одиннадцать, как законом установлено, закрывает запасы на замок и ни за какие деньги не нальёт. Чтобы драк там, то этого тоже нет. У Дорофея Дормидонтыча служит и половым, и, если надо, громилой Семён Иволгин, детина ещё та, косая сажень в плечах. Так тот за шкирку и на улицу, драки на корню пресекает. Так что ничего худого сказать не могу.
– Скажи, что за человек Дорофей Дормидонтыч?
– Справный хозяин, дела ведёт толково. В противузаконном чем замечен мной не был.
– Ну, прям не человек, а ангел, – Василий Михайлович продолжал стучать по столу.
– Ангел – не ангел, – засопел обиженный околоточный, – но худого за ним не замечал.
– Когда ты его видел в последний раз?
– Вообще—то здесь штука странная приключилась, – посерьёзнел Синицын. – Видел я его дня три—четыре тому…
– Три или четыре? – перебил Орлов.
Околоточный задумался.
– В четверг его видел, а значит, пятый день пошёл, – Синицын загибал пальцы, что—то тихонько шепча, – да, точно в четверг. Уже и фонари зажгли, значит. Вечером его встретил. Все, говорит. Василий, это меня так зовут, продаю я своё заведение, пора расширять дело, засиделся, говорит, я в трактире.
– Значит. Это было в четверг?
– Так точно.
– Ничего не путаешь?
– Никак нет, в тот день я драчунов в Татарском переулке разнимал, – и Синицын посмотрел на сжатые на эфесе руки, что даже Жуков улыбнулся, представив, как околоточный, разнимает дерущихся. Затрещина одному, другому и нет желания драку продолжать.
– О чем ещё говорили в тот вечер?
– Так сказал, что скоро его земляк тут новым хозяином обоснуется. Ещё сказал, что серьёзный человек, с семейством. Сейчас не помню, но вроде бы с сыновьями.
– Что за странность, о которой ты упомянул?
– Обычно Дорофей Дормидонтыч предупреждал об отъездах, а тут с того дня так и не объявлялся.
– И никто не заявлял?
– А кому заявлять? Бобылём живёт, правда, говорят, со своей работницей живёт, так вот она мне и жаловалась, что как уехал Дорофей Дормидонтыч. Так носа и не кажет.
– Кто ж сейчас там за старшего?
– Так она, Мария.
– Живёт где она?
– При трактире.
– Понятно.
– Семён Иволгин что говорит?
– Тот только плечами пожимает.
– Сам что думаешь?
– Не знаю, – Синицын не выразил на лице никаких чувств, – дело мужицкое.
– Раньше он исчезал таким макаром?
– Не замечал.
– Вот что, Василий, – штабс—капитан прекратил стучать по столу, – придётся тебе проехать в прозекторскую Александровской больницы, что на Фонтанке, и там взглянуть на одного человека.
– Неужто, – и Синицын умолк.
– Не исключено.
Околоточный покачал головой.
– Хороший был человек.
– Не хорони, пока не распознаешь.
– То—то и оно.
С помощником пристава встречаться не хотелось, но пришлось проявить учтивость и откланяться. Никогда не знаешь, когда следующим разом придётся посетить 1 участок Петербургской части. Может, коллежский регистратор, не сподобившийся стать гвардейским, ну, на крайний случай, армейским офицером, затаит обиду. А такое хуже всего, в глаза будет улыбаться, клясться, что все исполнит, а за спиною позабудет или козни начнёт творить.
Трактир, в отличие от близ лежащих домов, выглядел чужеродным: недавно крашенный с крышею, покрытою железными листами, не иначе детская новая игрушка. Над входом сияла вывеска, выведенная каллиграфическими буквами «Ямбургъ», видимо, заказанная у хорошего художника или имеющего стол в трактире.
Штабс—капитан и его молодой спутник постояли некоторое время на улице перед входом, люди, спешащие по делам, не отказывали себе в удовольствии зайти в заведение.
– Верно, хозяин поставил на широкую ногу и кормит, наверное, отменно, что заходят и заходят, – подметил Жуков.
– Тогда зачем искать покупателя и продавать столь прибыльное заведение? – удивился Орлов.
– Чужая душа – потёмки.
– Верно, подметил. Я вот не знаю порой, что от тебя ожидать, не то, что от едва знакомого человека.
– Ну, вы сказали, – насупился Миша, хотя обида была показная. Невозможно сердиться на Василия Михайловича, он хоть порой и несправедлив, слова говорит неприятные. Но это только на первый взгляд. Далее оказываются правильными и совсем не с подковыркой сказанные, а чтобы упредить некоторые вбаламушные поступки младшего помощника начальника сыскного отделения. – Может, не все чисто с эти трактиром?
– Возможно, – произнёс Орлов и направился в трактир.
Три ступеньки крыльца были посыпаны песком, чтобы посетитель не поскользнулся, перильца вели верх, чтобы легче сытому было спускаться. Над самим крыльцом навес, поддерживаемый двумя резными столбами.
В зале чисто, столы почти все заняты. Приятный запах варённого и жареного мяса, не перегорелого лука, как в иных заведениях, а слегка томлёного, так и тянет взяться за ложку.
– Может… – начал Миша.
– Мы сюда не за эти пришли, – отрезал штабс—капитан, – любезный, – Василий Михайлович обратился к высокому лет под тридцать мужчине в красной рубахе, подпоясанной синим с кистями поясом.
– Я вас слушаю—с.
– Где мне бы хозяина найти?
– Извините—с, с каким вопросом изволите—с к нему?
– Любезный, – Орлов смотрел, не мигая, на молодца и повторил уже твёрже. – Мне нужен хозяин.
